— Будет тебе компенсация, чудовище, — блондин осторожно подтолкнул партнёра к сидению и, ухмыльнувшись с видом записного злодея, добавил: — смотри, не запроси пощады.
— Никогда, — Гарри ловко сделал подсечку, тотчас же прыгнув сверху на потерявшего равновесие Люциуса, и они оба ушли под воду, начиная шутливое сражение.
Насмешливые комментарии сменяли ласки и поцелуи, их — весёлая возня, и всё начиналось заново. Несмотря на устроенный бедлам, партнёры таки ухитрились вымыть друг друга, но выложившийся в «Лабиринте» Гарри устал настолько, что, невзирая на вялое сопротивление, был доставлен в спальню на руках и… уснул, едва его голова коснулась подушки. Возбуждённый их играми Люциус, оставленный вероломным партнёром (хоть и ненамеренно) «без сладкого», только рассмеялся и, не став будить своё персональное чудовище, прижал его к себе, накрыв одеялом. В конце концов, он не был зелёным юнцом и вполне мог подождать. А любовные игры? Ну, что ж, время на них ещё найдётся. У них с Гарри вся жизнь была впереди.
За окном шумел начавшийся под утро дождь, навевая сон. Аристократ закрыл глаза, погружаясь в сновидения. Шум льющейся с неба воды за окном не стихал. Крупные капли падали в лужи, разгоняя по воде круги… Время словно бы замерло, готовясь сделать очередной скачок…
Что-то должно было измениться…
Уютное марево сна оставляло Гарри медленно и неохотно. Впервые за невесть сколько дней и даже недель он чувствовал себя отдохнувшим и выспавшимся, но открывать глаза не спешил. И совсем не потому, что его что-то беспокоило. Нет. Было просто… лень. Губы Блэка непроизвольно раcтянулись в улыбке: «Ну, надо же! А я уже успел позабыть, что это такое…»
— Кажется, кто-то соизволил очнуться от летаргического сна? — в шёпоте Люциуса проскальзывали нотки едва сдерживаемого смеха. Тонкие сильные пальцы отвели в сторону спутавшиеся после мытья пряди чёрных с проседью волос, мимолётной лаской очерчивая ушную раковину и чувствительное местечко за ней, спустились, погладив шею, на грудь и откинули вниз укрывавшее любовников одеяло. А следом за ними этот путь повторили губы, напоследок сомкнувшись на напрягшемся соске. Лёгкий укус — и Гарри непроизвольно застонал, выгнувшись в руках любимого:
— Люциус… да-а-а… Кто-то вчера обещал мне компенсацию.
— Ты несколько отстал от жизни. Не вчера, а позавчера.
— Что-о?! — Блэк попытался было сесть, но Люциус среагировал мгновенно, прижав его к постели собственным телом и переходя к более активным ласкам.
— Ничего, — укус над ключицей. — Ты проспал целые сутки, — скользнувшая вниз рука уверенно обхватила стремительно наливавшийся кровью ствол.
— Шутишь? — Гарри не остался в долгу, запустив пальцы в накрывавшие их обоих длинные белые пряди. Ноги обвили талию Люциуса, не давая тому спуститься ниже.
— Какие шутки… оххх… сделай так ещё… м-м-м… — колдун едва сдержал рвущийся из горла рык, почувствовав, как гибкое тело под ним выгнулось, вжимаясь возбуждённым членом в его промежность.
— Люциус… твой голос… надо …официально запретить… законом… за… склонение… к разврату… Охх! — холодок невербального заклинания не ослабил эрекцию, а только подхлестнул возбуждение, заставив Гарри прикусить губу, в последний момент удерживая рвущийся из горла стон. Но это не помогло. Контраст между горячей рукой, ласкавшей теперь уже оба члена, и знакомым покалывающим проникновением магии, невесомо поглаживавшей простату и с каждой секундой всё больше распиравшей канал, готовя его к вторжению, был слишком острым, и сыщик выгнулся, грозя сломать себе хребет, заходясь в хриплом крике:
— Люциус!!!
— Это за то, что ты меня напугал, — блондин с трудом удержал бьющегося под ним партнёра, заводя ему руки за голову и фиксируя к спинке кровати Связывающим заклинанием. — Я… Северуса… вызвал. Ты представляешь, ЧТО мне пришлось от него выслушать?
Несмотря на скручивавшее внутренности возбуждение, Гарри хрипло рассмеялся, тотчас же задохнувшись от мгновенно усилившегося распирания в своей пятой точке. Насколько он знал Снейпа… то есть, Принца, самым мягким, что тот в подобном положении мог сказать, было: «Трахаетесь, как кролики, а потом спите без задних ног!»
— Тебе смешно?! — глаза Люциуса потеряли свой стальной оттенок, наливаясь расплавленным серебром, зрачок расширился, занимая почти всю радужку, крылья тонкого носа раздулись, скулы заострились, на щеках горел лихорадочный румянец. Он сдерживал себя из последних сил, и Гарри, возбуждённый не меньше своего партнёра, бесшабашно и нагло улыбнулся ему в лицо, вжимаясь всем телом и провоцируя на срыв:
— Да-а…
Люциус запрокинул голову, издав низкий рык, запустил руку в спутанную гриву своего любовника, закинул его ноги к себе на плечи, скороговоркой прошептал заклинание и, не в силах больше сдерживать своё возбуждение, ворвался в жаркую, тугую глубину, ловя губами рвавшийся из горла Гарри крик.
Все мысли разом вылетели из головы, оставляя вместо себя гул пульсировавшей в висках крови и тела, изгибавшиеся в древнем как мир танце страсти, каждая клеточка которых звенела от возбуждения. Всё слилось воедино: порывистые движения навстречу друг другу, стоны, крики, лихорадочные ласки рук, блуждавших по распластанному на кровати телу, разметавшиеся, спутавшиеся пряди тёмных и светлых волос… Окружающая реальность просто перестала существовать, растворяясь, как растворяются тени под яркими лучами солнца. Каждый срывавшийся с губ стон, каждое движение сплетённых тел словно бы десятикратно усиливало распиравший их изнутри огонь. Наконец, напряжение стало нестерпимым, и мир взорвался радужным фейерверком, заставляя их, опустошённых и обессиленных, рухнуть на разворошённую постель, так и не разорвав объятий.